Наркотики, смерть и мрачные дни: история группы Deftones в интерпретации Чино Морено

От школьных амбиций к международной известности через проблемы с наркотиками, личностные столкновения и смерть товарища — такова история группы Deftones, жизненный путь которой никогда не был гладким, но они по-прежнему в строю…

Наркотики, смерть и мрачные дни: история группы Deftones в интерпретации Чино Морено. Фото — Getty.

С самого начала своего существования группа Deftones — основанная в 1988 году в городе Сакраменто, штат Калифорния, кучкой подростков-скейтбордистов — привлекла большое внимание на металл-сцене своим звучанием, которое всегда прокладывало новые пути, что привело к появлению целого поколения, следующего по их стопам. Но их триумф был омрачен провалами, которые были бы непреодолимы для менее значимых групп, начиная от внутренних распрей и заканчивая серьезными проблемами с наркотиками и трагической гибелью важнейшего члена группы.

Фронтмен Чино Морено откровенно окидывает взглядом карьеру, начавшуюся на школьном дворе, размышляя об ошибках, которые они допустили и из которых вынесли соответствующие уроки и о том, как им удалось заделать трещины, угрожавшие напрочь оторвать их друг от друга. «Вся эта длинная история группы Deftones о том, что мы пережили — это мне урок на будущее, — говорит он после перемывания всех косточек. — Все это действительно помогает мне понять то, что мы пережили и почему мы сейчас такие, какие есть».

— Ты встретил Эйба еще в школе. Какие у тебя самые ранние воспоминания о своих товарищах по группе?

— Я познакомился с Эйбом в седьмом классе, когда мне было около 12 лет. Мы оба увлекались скейтбордом. Мы стали хорошими друзьями, и как-то раз после школы я пришел к нему домой, а у него в спальне стояла барабанная установка. Она занимала большую часть комнаты, так что на полу была только крошечная импровизированная кровать. Мне здорово понравилось, что этот пацан на самом деле был повязан со своими барабанами. Позже он мне сказал, что играл с самого раннего возраста, примерно с четырех лет. Так что в 12 лет он был действительно хорош в этом деле.

— А Стивен?

— Он был на парочку лет старше меня, но тоже катался на скейте, так что мы вращались в общих кругах. У него был гараж с кучей музыкального оборудования. Обычно все приходили к нему домой и прямиком шли грохотать на барабанах. Иногда я тоже приходил туда — там на инструментах упражнялись разные детишки, а я хватал микрофон и пытался петь под то, что они делали. Как-то раз после школы мы с Эйбом пришли к Стефу домой. Он сидел на крыльце, лабая на своей гитаре. Эйб стал подыгрывать ему, они зафиксировали кое-какие риффы и стали играть вместе. И вдруг я вижу, что Стеф смотрит на меня и его глаза становятся все шире и шире. Они играли что-то из репертуара Metallica или Death Angel — так все и было. Они незамедлительно зафиксировали это. Так что по причине того, что я представил их друг другу, я полагаю, они думали, что было бы целесообразно предложить мне работу в группе.

— Какова была ваша цель в самом начале?

— Я не думаю, что у кого-нибудь из нас были мысли по поводу того, что мы собираемся стать настоящей группой, ну то есть давать концерты, не говоря уже о том, чтобы когда-нибудь отправиться в турне и заключить контракт с лейблом. Мы никогда не загадывали так далеко. Но факт в том, что мы могли создавать с нуля песни, мы были очень амбициозны в том, чтобы пытаться и делать это. Рядом не было никого, кто мог бы сказать, что у нас ничего не получится, и это при том, что ни у кого из нас не было никакого пусть даже формального музыкального образования. Мы просто выясняли все на собственном опыте, вроде как учились на ошибках.

Группа Deftones в 2003 году. Фото: Getty.

— Будучи такими целенаправленными, у вас не возникало мысли, что вы пропустили все эти глупые подростковые вещи, через которые проходят многие дети?

— Нет, просто мы же и были глупыми подростками. Глупости никогда не прекращались, но мы были совершеннолетними. Даже после того, как мы заключили контракт с лейблом и начали гастролировать по миру, мы все еще были довольно юными, 19-летними. Так что росли и взрослели на глазах аудитории. Мы научились, как всем вместе быть мужчинами. Да просто каждой мелочи учились, вроде того, как уважительно относиться друг к другу. Когда ты еще ребенок, то у тебя есть какое-то такое отношение ко всему, а особенно если ты в группе, то учишь правила, которые до известной степени не имели к тебе раньше никакого отношения. И все эти жизненные уроки ты должен был выучить плохим способом. Но мы большей частью находились в стороне от неприятных неприятностей. Никто из нас никогда не был арестован.

— В те далекие дни были какие-либо ситуации, которые пугали молодую группу?

— Полно. Были времена, когда мы выступали, но не было зрителей или когда нас освистывали. Как-то раз — я все еще не понимаю, как мы попали в тот тур — мы получили возможность выступать на разогреве у группы Kiss, в течение месяца выступали на больших площадках. Всех труднее выступать на разогреве у этой группы. Люди, которые идут смотреть выступление Kiss, находятся здесь, чтобы увидеть именно группу Kiss, поэтому они могут группе на разогреве уделять намного меньше внимания. Наши песни были довольно резкими, грубыми, звук на самом деле еще не был выстроен, и люди действительно не понимали этого. Так что мы выступали, а там в буквальном смысле были ребята в первом ряду в полном макияже группы Kiss, которые могли стоять там и весь сет показывать нам неприличные жесты. Вообще не опускали руки! Бывало такое, что я говорил что-то вроде: «Ублюдки, я знаю, что ваши руки устали, так что можете опустить их, я и так знаю, что вы нас ненавидите!». Это было действительно грубо, но в то же самое время это жизненный опыт.

— Deftones никогда не подчинялись тенденциям, вы всегда были немного в стороне от того, что происходит. Эта была преднамеренная позиция?

— Это все, что мы знали. Я не думаю, что мы на самом деле даже знали, кем мы тогда были. И я по-прежнему думаю, что мы на самом деле не знаем, кто мы сейчас. Когда мы приступаем к написанию песен, то у нас нет какой-либо программы, которую мы пытаемся выполнить. Мы просто хотим сделать такие песни, которые нам самими захочется слушать. Просто начинаем создавать шум и обсуждать различные идеи, исходящие от каждого из нас, и что из этого выходит — то и выходит. Я думаю, что по отношению к себе мы очень искренни. Мы создали что-то, что было нашим.

— С выходом альбома «Around The Fur» вы действительно приобрели популярность. В тот момент в группе было настоящее братство?

— Да. Мы были очень близки. Мы все жили вместе, когда записывали тот альбом. Стивен, Эйб и я делили одну квартиру, и это было одним из самых увлекательных отрезков жизни, очень хорошие годы.

— Трое молодых парней жили в одной квартире — это должно было быть просто отвратительно!

— О, так и было. На самом деле мы были довольно опрятными, но много тусовались. И это забавно, потому что я не так уж и много помню из того, что происходило в студии при записи этого альбома, но я помню все остальное, например, каждую вечеринку вне дома, тусовки в квартире. Но как-то во всей этой кутерьме мы сделали альбом! Квартира каждый вечер была наполнена народом.

— Потом вы сделали «White Pony». В стилистике этого альбома было больше «тебя»?

— Ага, это было тогда, когда я начал играть на гитаре и стал немного больше принимать участия в написании музыки. И поначалу это не воспринималось так легко. Стивен был очень обескуражен моей игрой.

— Он чувствовал себя отодвинутым?

— Я думаю, он хотел, чтобы я просто пел. Может быть он чувствовал, что я ступаю на его землю, но в свою защиту хочу сказать, что в действительности он не был таким уж продуктивным в самом начале, и именно поэтому я взял гитару и начал писать. В 1999-м он переехал в Лос-Анджелес. Это было очень здорово для него, потому что до этого он жил со своей мамой! Но он оставил нас в Сакраменто без гитариста, а мы с успехом отделались от «Around The Fur», так что готовы были работать над новым альбомом — и просто оказались в патовой ситуации. Так что я, Эйб и Чи (бас-гитарист) стали импровизировать, чтобы просто оставаться при делах. Но закончилось тем, что мы много писали в студии. Мы написали «Change (In The House Of Flies)» и некоторые из наших самых значимых песен. Но это была наша с ним совместная работа. Потребовалось много времени, чтобы прийти к этому, но мы поняли, что это сработало. Так что в конечном итоге все стало хорошо.

— Вы двое много бодались на протяжении многих лет.

— И до сих пор!

— В чем непосредственно это выражается?

— Я до смерти люблю Стивена, но если бы он сейчас сидел здесь, а я бы сказал: «Чувак, мне очень нравятся те серые занавески», он бы ответил в духе: «Эти занавески не серые». И он бы шел до самого конца, объясняя мне, почему эти занавески не серые. Вот такой он. Он большой спорщик, он любит бросать вызов всему. Но если вы пишете музыку с кем-то, то иметь различные мнения тоже хорошо. И это то, что делает нас теми, кто мы есть. Я научился принимать это и люблю его, но это не всегда получается легко. Он и по сей день такой же. Я люблю его, но он сумасшедший.

— Связь между вами поломалась во время работы над альбомом «Saturday Night Wrist», но тогда происходили и другие вещи — у тебя были проблемы с голосом.

— В то время у меня были чертовски большие проблемы с наркотиками, что по большей части и стало причиной проблем с голосом. Я подошел к этому возрасту — и все было так легко, поскольку я не обращал внимания на всякое дерьмо, а потом неожиданно я оказался перед лицом реальности, где все это дерьмо накопилось, и моя жизнь стала действительно говенной, потому что я так долго все игнорировал. И вместо того, чтобы подбирать оставшиеся кусочки, я просто убежал от всего. Я обвинял всех вокруг вместо того, чтобы обратить взор на себя. Так что мне пришлось медленно учиться, как брать ответственность на себя. Но каждый делал это по-своему. Мы были очень неработоспособными.

— Почему, как ты думаешь, так произошло?

— Мы не имели дел с тяжелыми наркотиками, пока не начали работать над альбомом «White Pony», но в тот момент все для нас было довольно новым, так что мы смогли своего рода поддерживать то, что мы делаем. Но мы закончили с этой работой и вернулись по своим домам, после чего все только обострилось. Все разбрелись по своим убогим миркам, и это было начало.

— В чем была проблема? Кокаин?

— Ага, это был кокаин, и это было легко. По какой-то причине каждый принимал его в то время. И это было не только в дороге — потом ты начинаешь заниматься этим, когда находишься дома, и это уже как безвыходная ситуация. К счастью, мы смогли выйти из этого, но понимание того, что ты делаешь это для себя, заняло много времени. Это абсолютное клише, каждая группа проходит через такое дерьмо, но вместо того, чтобы учиться на ошибках других людей, некоторые вещи ты просто обязан выяснить по-плохому.

— Ты понимаешь себя, оглядываясь назад, на то время?

— Ага. Понимаю. И если честно, у меня не так много сожалений. Даже при том, что это был полный пиздец, я все равно множество раз очень весело проводил время. Собственно, это сделало меня таким, какой я сейчас. И если бы я никогда ничего не попробовал и никогда бы не получил такой жизненный опыт, то кто бы мог сказать, где бы я сейчас находился? Поэтому я полагаю, что бы в жизни не происходило, вы должны принимать это так, как есть. Это довольно глупо, но вы должны принимать это как жизненный опыт.

— В какой момент ты решил отказаться от наркотиков?

— Все было долго. Это продолжалось на протяжение всех мрачных дней, начиная с того момента, как мы начали запись альбома «White Pony», и во время работы над одноименником, и во время работы над альбомом «Saturday Night Wrist». Мы дошли до той точки, когда стали вроде как оболочками себя, того, что мы обычно принимали за нашу группу. И это угнетает тебя, еще сильнее и глубже засасывает в дыру. Кроме того, многое из этого было моим окружением. Я тусовался все с теми же друзьями, которые каждый день занимались все тем же дерьмом. Я переехал в Лос-Анджелес, и наступил момент просветления: какого хера я делал? И с того дня я просто решил, что больше никогда не буду заниматься этим дерьмом. Мне очень повезло, что не пришлось проходить через реабилитационный центр или нечто подобное. Тогда я просто принял решение, что никогда больше не буду использовать это клише. Честно говоря, это было не так уж и сложно. Все вещи сразу стали более отчетливыми, лучше, и это только подтверждало тот факт, что да — то, что происходило, и являлось причиной всего.

— Однажды, во время работы над альбомом «Saturday Night Wrist», ты исчез, чтобы появиться в Team Sleep.

— Альбом «Saturday Night Wrist» не был завершен и никто в действительности не управлял процессом, каждый просто приходил, чтобы записать свою часть, и оставлял ее мне, чтобы я все сложил вместе. Я просто чертовски психовал, но чувствовал, что это все было оставлено мне, чтобы придать смысл всей этой фрагментированной работе. Я чувствовал, что больше никому нет до этого дела, все остальные крутились в своих собственных мирах. К тому же не то чтобы я полностью бросил тогда наркотики, но перейдя в Team Sleep, я избавился от того окружения, и мы отправились в турне. Это был хороший трех-четырехмесячный период, когда я ушел и был чем-то занят, находился вдалеке от людей, которые были ядовитыми в Сакраменто. Меня окружали люди, оказывающие хорошее влияние, тот же Тодд — он мой лучший друг, он никогда в своей жизни не имел дел с наркотиками. Так что я был избавлен от наркотиков, я был избавлен от той записи, которая ломала меня — это было бегство от всего. А также это был своего рода тест для всех остальных, вроде как если вам, парни, нет дела, что почему меня это должно волновать? Даже пусть эти чуваки и были моими друзьями с 12-летнего возраста, в моей жизни впервые было такое, что я не разговаривал с ними. Это походило на тупик. Мы на самом деле не знали, каково  наше будущее.

— Что произошло, когда ты вернулся с гастролей с Team Sleep?

— Я завершил полный цикл концертов с Team Sleep, мы веселились, я был трезв по большей части, а потом вернулся в Сакраменто и снова прямиком окунулся в наркотики. Я не видел и не слышал никого из Deftones целых полгода. Так что мы все пошли на встречу в том отеле, а я опоздал, появился полностью измотанным и со своим дерьмом. Я ехал ночью из Сакраменто в Лос-Анджелес. Дорога занимает шесть часов, а я ехал полтора дня. Я пришел туда, когда все уже собирались уходить, потому что устали меня ждать. Это была действительно роковая, напряженная встреча. Они спросили меня: «Мы знаем, что ты переживаешь непростые времена, но ты по-прежнему хочешь делать это?». И я просто помню, что подумал: «Бля, да, я по-прежнему хочу делать это!». Мы на самом деле не вдавались в подробности или в обвинения.

— Удалось ли вам наладить отношения участников группы друг с другом?

— Я и мой приятель Шон пришли в студию и соединили кусочки в одну запись. И это получилось, она вышла, мы отправились с ней в гастроли и стали заново объединяться как группа, начали приходить в хорошую форму. Все были чисты, Чи был чист и трезв, как и Эйб. Мы были токсичной троицей. Стивен по большому счету никогда на самом деле не принимал наркотики. Так что настало время пойти и сделать новую запись. Это был альбом «Eros». Мы полностью сделали две трети. В то время я по-прежнему жил в Лос-Анджелесе, но оставался в отеле в Сакраменто, это было суровое время. Я был отцом-одиночкой, расстался со своей женой. Так что пусть для группы это и было хорошее время, но это было чертовски трудное время. Дети переехали со мной в Лос-Анджелес, и я собирался закончить запись там. Все было хорошо парочку месяцев, когда мы завершали работу над этой записью, а потом мне позвонили и сказали, что Чи попал в эту аварию (бас-гитарист Чи Ченг попал в автомобильную аварию в 2008 году, после которой остался в коме и в конце концов умер в 2013 году). И в тот момент все вроде как-то просто повисло в воздухе.

— Это висит над вами уже довольно давно. Тогда группа оказалась в подвешенном состоянии?

— Мы не знали, каким будет будущее и что мы собираемся делать. Все наши мысли были с Чи, группа была вторичной. Потребовалось добрых пять или шесть месяцев, прежде чем мы заговорили о будущем группы. Вопросов практически не возникало, мы все видели друг друга и первое, что мы начинали делать — это говорить о Чи, и все как бы рушилось — и это действительно объединяло нас. А потом, с того момента, мы просто нырнули в творчество, вот тогда и начали писать альбом «Diamond Eyes», в тот день. Альбом «Eros» остался незавершенным, и я не знаю, выйдет ли он когда-нибудь. Но работа над «Diamond Eyes» воспринималась как возрождение, именно тогда мы получили свой второй шанс. Мы осознали, что смертны, и что нам очень повезло, что у нас есть эта площадка, где мы можем делать музыку, и что есть люди, о которых нужно заботиться. Жизнь коротка, наш друг в коме, и мы просто отложили в сторону все наши огорчения и все то, через что нам пришлось пройти, и сосредоточились исключительно на музыке. Мы заперлись в комнате и записали блестящий альбом. И это был второй шанс, который мы заполучили в нашей карьере.

— Было ли ощущение, что вы делали это для него?

— Вероятнее всего. Казалось правильным это делать, заниматься этим и продолжать играть. Это все, что нам известно. Нам так повезло, что мы есть друг у друга. После всего этого дерьма все остальное казалось таким незначительным, вся эта тупая борьба, все эти молчанки друг с другом и прочее фуфло. Все это казалось ничтожным. И вот тогда мы действительно воссоединились как группа, даже в большей степени, чем было раньше.

Чи Ченг. Фото: Mick Hudson.

— Его смерть, должно быть, по-прежнему является шоком, несмотря на прошедшее время.

— Мы по-прежнему имеем с этим дело ежедневно, его по-прежнему очень не хватает.

— Каким человеком был Чи?

Чертовски забавным гребаным хулиганом. По правде говоря, он был очень дурашливым. При этом был очень умным, очень духовным, но готовым сделать все, чтобы вы смеялись. Он был очень хорош в плане поднять настроение каждому, у кого оно упало, из всего сделать шутку. Иногда он мог зайти слишком далеко и в конечном итоге кого-то оскорбить, но делал это совершенно невинно, просто пытался быть забавным парнем. У меня накопилось много забавных историй, пока я взрослел рядом с этим парнем.

— Какой приобретённый с годами опыт вы вложили в песни на альбоме «Gore» — третьем без Чи, но первом с момента его смерти?

— Это настоящее общение. Несмотря на то, что мы со Стивеном по-прежнему не всегда сходимся во взглядах, но теперь мы классно общаемся. А уж когда мы сходимся во взглядах — все просто сказочно получается. Я не чувствую, что мы с ним когда-либо вообще попытаемся взять одну и ту же частоту, но прямо сейчас мы очень сильно дополняем друг друга. Знаете, нет ни правых, ни виноватых. Вместе мы сделаем что-то из ничего. Мы просто догадываемся, где мы все сможем удачно вписаться в то, что мы делаем.

— Чему вы научились за эти годы?

— Для меня это никогда не было такой уж четкой картиной, и я думаю, что нам многое еще предстоит изучить, так что история группы Deftones еще не подошла к своему завершению. Но если говорить прямо сейчас, то я бы сказал, что самое лучшее, что мы сделали в плане музыки за свою карьеру — это моменты, когда мы все страстно увлечены нашей дружбой, когда нас объединяет все то, через что мы прошли, и когда мы общаемся. В эти моменты мы самые сильные.

Автор оригинального текста — Emma Johnston. Перевод — Алексей Агафонов.

P.S. Друзья, если вам понравился материал, я буду рад, если вы пожертвуете на развитие сайта какую-либо сумму. Это даст стимул публиковать больше таких интересных материалов.